Другой монстр. Часть II.
Глава 18. Яромир Липски.
(Август 2001; Прага)
После разговора с госпожой Хаусеровой я каждую среду приходил на Карлов мост в надежде получить согласие сына Бонапарты, господина Липски, на интервью. Его коротко остриженные волосы были седы, что удивительным образом контрастировало с моложавым продолговатым лицом. У него был большой, высоко посаженный нос, твердая челюсть, тонкие губы и добрые глаза, в которых читалось одиночество. Он умело управлялся со своими марионетками к удовольствию многочисленных зрителей.
Учитывая, что по информации агента Сука он окончил Чешскую национальную академию искусств по классу кукловождения, удивляться этому не приходилось. Он родился 39 лет назад, в Праге, и фамилия досталась ему от матери.
Появление Липски в этой истории, естественно, было связано с Особняком Красных роз. Он тоже был среди участников злополучных семинаров. По какой-то причине он верил, что возвращаясь на место старых кошмаров, сможет почерпнуть вдохновение для своих работ. Однажды он, как обычно, оказался неподалеку от особняка, хранившего нерушимое молчание, и случайно наткнулся на потерявшую сознание Нину. Он перенес ее к себе и ухаживал за ней до самого ее выздоровления. Постепенно приходя в себя, Нина обнаружила в квартире Липски книги принадлежавшие перу Бонапарты (Якуба Фаробека, Клауса Поппе, Эмиля Себе). Он объяснил ей, что проявил себя, как "плохой ученик" и вскоре был отстранен от участия в семинарах. Запасшись мужеством, Нина прочитала каждую из этих книг, что помогло ей продвинуться в поисках потерянных воспоминаний.
Примерно в то же время Йохан самостоятельно проник в Особняк Красных роз, где его память начала возвращаться к нему похожим образом, после чего он сжег здание дотла.
На следующий день руины особняка посетил Тенма -- к тому времени ему удалось избежать тюрьмы, позже я объясню каким образом это произошло -- он был вызван к постели умирающего генерала Вольфа, который обратил к нему свои последние слова "бесчиства Йохана необходимо остановить". На смертном одре Вольф узрел видение конца света, каким его представлял Йохан.
Первым, кто узнал в Липски сына Бонапарты и задал ему ряд вопросов, был инспектор Лунге. Инспектор воспользовался информационной сетью капитана Ранке, чтобы получить сведения о прошлых браках Бонапарты и обнаружил, что у того есть сын. Наблюдая за Особняком Красных роз, он отметил частые визиты Липски и, по всей видимости, именно это обстоятельство подстегнуло его интерес. Втайне он сделал несколько снимков лица Липски и воспользовался возможностью изучить его личную историю и выяснить имя его матери на основании документов секретной полиции Чехословакии. Тем не менее, я верю, что именно интуиция инспектора Лунге помогла ему понять, что перед ним действительно сын Бонапарты.
В первую среду, заприметив господина Липски на мосту, я предпочел дождаться окончания его представления прежде, чем вступить в разговор. Я сообщил ему свое имя и профессию и попросил о помощи в создании моей книги. Он посмотрел на меня, очевидно встревоженный, и ответил, что не хотел бы говорить об этом. Я сказал, что надеюсь, что он передумает, протянул ему визитку отеля, в котором остановился, и оставил его размышлять в одиночестве.
Каждую среду с тех пор я приходил на мост и наблюдал, как он обращается с марионетками. Я имел возможность убедиться, что рассказываемые им истории были цельными, жизнеутверждающими и увлекательными, он также обладал прекрасной сноровкой в том, что касалось непосредственно техники управления куклами.
(Уличные представления -- обычное дело на Карловом мосту; художники, музыканты и кукловоды собираются там для развлечения публики.
Сын Бонапарты, Липски, дает свое представление с марионетками каждую среду.)
В августе, на Карловом мосту, гудящем от возгласов возбужденных туристов, увидев меня в их толпе, он, наконец, вздохнул и сказал, что я победил. Вместе мы отправились в пивную чтобы утолить жажду за разговором. Состоявшийся диалог пролил свет на многие вещи.
-- Я бы хотел начать с вопроса о вашей матери.
"Уже в самых ранних воспоминаниях я вижу себя и свою мать живущими отдельно от всех. Она была мне прекрасной, добросердечной матерью. Она умерла, когда мне было 19... Она была актрисой. Была влюблена в сцену больше, чем во что-либо, но соглашалась и на роли в кино, чтобы иметь возможность сводить концы с концами. В 60-е она даже снималась у Иржи Менцеля и Веры Хитиловой. В эпизодических ролях, конечно. Ее основной работой была должность официантки в крупном туристическом ресторане. В конечном итоге она дослужилась до начальницы... это означало, что времени на карьеру актрисы у нее больше не будет, но она пошла на это, чтобы поддержать выбранный мной путь в жизни."
Он осушил свою кружку, заметил, что чехи воистину делают лучшее пиво в мире и рассмеялся. Но я чувствовал, что эта улыбка, это сокращение мышц заученно взметнувшее уголки его рта, была искусственной.
-- Ваш отец когда-нибудь навещал вас?
"Нет, никогда. Ни разу. До того момента, как я пошел в школу, я думал, что все дети живут только с матерями."
-- Вы когда-либо спрашивали кем был ваш отец?
"Да, это было в начальной школе. Она сказала, что он писал рассказы для детей, был ученым, но теперь работал на правительство... Даже будучи ребенком, я почувствовал, что мне не стоит вдаваться в подробности, так что я больше не поднимал эту тему."
-- Вы когда-нибудь хотели встретиться с ним?
"Нет, ни разу. Жить с моей матерью, вот все, чего я когда-либо желал."
-- Когда вы впервые увидели своего отца?
"Ох, когда я впервые принял участи в литературном семинаре в Особняке Красных роз... мне было восемь или девять лет, наверное? Автор детских рассказов, он, очевидно, был занят неким исследованием... К тому же, мне казалось он немного походил на меня внешне."
-- Значит... вы не были выбраны для участия потому, что являлись его сыном?
"Верно. Однажды к нам в дом пришел человек с большим носом и в толстых очках, он задал мне несколько очень странных вопросов и показал множество схем. Вопросы звучали скорее дружелюбно, но, по какой-то причине, я остался довольно напуган. После того, как он ушел, моя мать заплакала. Она сказала, что я был выбран для участия в какой-то специальной программе. Она сказала, что если я откажусь, она все уладит, но я не хотел усложнять ей жизнь и согласился."
-- И вы так никогда и не представились друг другу?
"Нет. Я не хотел. При первой нашей встрече он лишь сказал "О, так значит ты ее..." и остановился. Я почувствовал озноб в теле. Я боялся его... мне было очевидно, что он смотрел на людей иначе, мерил их иной мерой, чем мы с вами."
-- Вы ненавидели его?
"Нет, я его не ненавижу. Не знаю... Мама никогда не спрашивала о семинарах. И, конечно, я не говорил ей, что узнал в человеке, стоявшем за ними, своего отца. Я просто притворялся, что не имею ни малейшего интереса кто он перед ней. Но я не испытывал ненависти к семинарам. Конечно, чем глубже я осознавал чем именно он занимался, тем страшнее мне становилось... но и тем более притягательным я все это находил. Но я не любил его. Ох, не знаю, может я действительно его ненавижу. Я не могу объяснить..."
(Господин Липски недавно вступил в отношения с женщиной, которая была очарована его кукольными представлениями.
"Хорошо иметь самого большого своего поклонника в лице близкого человека... И это все благодаря Нине" говорит он.)
-- Значит вы поняли чего именно хотел достичь Бонапарта.
"О, да. И понял очень хорошо. Я ощущал, что мог бы оставаться там так долго, насколько это было возможным. Но они исключили меня, поскольку я не был 'выдающимся ребенком'. Однако, я вскоре пережил это... Как только я сказал матери, что мне больше не надо посещать семинары, ох, эта улыбка на ее лице... Наши отношения вернулись в нормальное русло в тот момент."
-- Что он понимал под "выдающимся ребенком"?
"Ну, он готовил детей... Я полагаю для партийных чиновников, военных и членов секретной полиции, создавал тот тип людей, в котором они нуждались; что же касается того, каких детей он надеялся отобрать для себя, 'выдающихся детей', тут проблем было больше. Послушайте, даже первая задача требовала крайне жесткого отбора. Бесперспективным детям, таким как я, по прошествии некоторого времени просто сообщали, что им больше не нужно приходить в особняк. Сейчас я считаю, что мы были в числе тех, кому повезло."
-- На каком основании они отбирали "хороших" детей?
"Те, кого эти люди желали видеть... должны были принимать и понимать его истории, и верить в них безраздельно. Можете догадаться какого рода работу им впоследствии поручали. Напротив, те, кого он мечтал создать, должны были понимать его истории, но также придумывать свои... Его целью было создать детей, которые могли бы готовить других детей в соответствии с пожеланиями его партнеров."
-- И чем потом занимались эти дети? Я имею в виду при условии, что социалистическая система все еще имела место.
"Можете представить. Я бы не хотел говорить об этом."
-- Как вы думаете, как сложилась судьба тех детей, что были вместе с вами на тех семинарах, после всего?
"Я не знаю. Вряд ли мы когда-нибудь проведем встречу выпускников. Я думаю никто из нас даже не в состоянии вспомнить лица друг друга. Либо их преследуют кошмары... Либо они сами превратились в чей-то кошмар... Как знать что те люди приказывали им совершать..."
-- Значит вы не узнали бы никого из них, пройди вы мимо него по улице?
"Нет. Лишь однажды в Особняке Красных роз был случай... Нас посетил наблюдатель, человек в форме... иностранец. Он сфотографировал всех нас вместе. Человек, ответственный за программу, был против, но явно не мог ничего предпринять, руки у него были связаны. Спорю, что взгляни я на фото сейчас, я не смог бы узнать лица мальчика стоящего рядом со мной."
-- Что случилось с тем фото?
"Должно быть оно сохранилось в архиве секретной полиции, потому что именно это фото помогло как инспектору Лунге из Германии, так и Тенме найти и связаться со мной. Они сказали, что я выглядел в точности как Бонапарта."
-- Я хотел бы сделать небольшое отступление. Вы знаете каким образом ваша мать и Бонапарта познакомились друг с другом и какого рода отношения между ними были?
"Я никогда ее не спрашивал. Она умерла от болезни и унесла свою тайну с собой... У меня есть чувство, что, вероятно, они познакомились, когда она все еще играла."
-- Играла...?
"Моя мать на самом деле была хорошей актрисой. Говорят, она была одной из звезд пражской сцены. Это было в 50-х. Она прославилась женским исполнением ролей 'Джека Потрошителя' и 'Доктора Джекилла и мистера Хайда'. Полагаю сегодня подобные роли бы назвали 'двойственными', подразумевая раздвоение личности. Когда моя мать преображалась на сцене, ее грим оставался прежним, но все ее манеры, сам ее голос, как говорили, принадлежал совершенно другой женщине. Это звучит почти безумно, чтобы поверить, но все, кто ее тогда видел, утверждали, что в момент перевоплощения это выглядело так, будто ее подменили другой актрисой. В то время билеты на ее представления были раскуплены на неделю вперед... Но вскоре ее выступления оказались под запретом. В то время это было обычной практикой. По всей видимости, моя мать с остальными участниками труппы нашли способ продолжать давать представления, в подвалах пивных, ресторанов и прочих подобных местах. В конце концов, власти устроили облаву, арестовали ее и поместили в какое-то заведение."
-- И там она встретила Бонапарту?
"Я не знаю всей правды об этом, поскольку никогда не слышал этой истории от своей матери. Некоторые из ее старых коллег по сцене сказали мне, что кто-то из психиатров или психологов, или нейрохирургов или кого-то еще в той отрасли исследовали ее мозговые волны и прочее. Вероятно некая коалиция в правительстве заинтересовалась ее способностями... Они хотели знать действительно ли она просто играла, или обладала множеством личностей, которые сменялись на сцене. Возможно запрет театральных постановок с ее участием был лишь способом добиться ее ареста с целью последующего изучения."
-- Что вы думаете обо всем этом?
"Я никогда не видел игры моей матери, так что... Это просто то, что сказали ее коллеги и друзья... Что разницы нет. Когда действительно великий актер играет выдуманную роль, он должен полностью вжиться в своего героя. Они сказали, твоя мать была потрясающей актрисой, которая могла перевоплощаться мгновенно, и если вы называете это обладать множеством личностей, наверное так оно и есть. Однако, она могла это делать скорее осознанно, чем нет... Я родился после ее освобождения. Она никогда не говорила друзьям кем был мой отец. Она только сказала, что, разыгрывая влюбленность, в какой-то момент действительно полюбила. По словам Тенмы, Бонапарта и моя мать были официально женаты. Я думаю мне достаточно этого знания. Это бы означало, что для него она была больше, чем объектом для изучения."
- Господин Липски, вы некоторое время жили с Ниной Фортнер... являющейся сестрой Йохана, Анной. Какой она вам показалась?
"Девушку, которую я встретил, звали Нина. Я не знаю никого по имени Анна. Она была травмирована намного серьезней и намного глубже, чем я. И знала о Бонапарте куда больше. Она даже знала чего именно он пытался достичь. Я многое почерпнул от нее. Если бы не она, я никогда бы не стал тем человеком, каким являюсь сейчас."
-- Что вы имеете в виду?
"В то время кукольные представления давались мне мучительно больно. Они собирали куда меньше зрителей, чем на данный момент. Мне было сложнее привлечь зрителей, чем даже тем, кто обладал худшими техническими навыками, чем я. Причина в том, что не важно выступление ли это одного актера, или крупное представление, в любом случае в основе необходима хорошая история... а я просто не мог ее сочинить. Я был уверен в своем мастерстве, но еще с тех пор, как я был студентом, истории мне не давались. Я начал думать о том, чтобы бросить свое хобби. Когда я принялся размышлять об этом всерьез, я осознал, что самым большим моим недостатком была неспособность придумать историю, где главный герой в конце был бы счастлив. Я осознал, что все это потому, что я сам не был счастлив. Я начал посещать Особняк Красных роз из ностальгии почти каждый день. Я делал это потому, что именно в особняке меня впервые признали неспособным сочинять истории. Из-за тех семинаров. Там они забрали мое право на счастье... Поэтому я думал, что возвращаясь в особняк, смогу уловить проблеск того, что потерял...
Однажды я нашел там Нину, она была без сознания. Чтобы быть точным, я наткнулся на ее маленького друга, Дитера, который выбежал из комнаты за помощью. Я перенес ее к себе и ухаживал за ней. На мгновение я почувствовал, будто у меня есть семья; будто есть кто-то, кого я могу защищать и о ком заботится. Когда она очнулась, она поняла, что Бонапарта и Особняк Красных роз были связаны. В ее глазах читалась такая огромная, ужасная грусть... Я думал она такая же, как и я. Но это было не так. Она была ранена куда сильнее, но несмотря на это, все еще верила, что в ее жизни возможно счастье. Она никогда не сдавалась, она продолжала искать его. Она была уверена, инстинктивно, что в ее жизни обязан быть счастливый конец... И когда я это понял, я, наконец, смог придумать историю, где главный герой в конце был бы счастлив."
Липски поднял бокал за Нину. Он улыбнулся и я нашел его улыбку вполне естественной. Сын Бонапарты, жертва литературных семинаров -- его душевные шрамы должны быть воистину глубоки. Но я бы хотел думать, что он будет в порядке.
Нет сомнения, что в следующую среду на Карловом мосту он, как и всегда, будет давать свое представление. Неся людям счастье.
